Политическая осень на этот раз получилась с отчетливым экономическим оттенком. Если взять весь массив аналитической продукции, опубликованной за это время российскими СМИ, то наверняка окажется, что комментариев, посвященных кризису, большинство. Поэтому впору 'Хронику политической мысли' переименовать в 'Хронику экономической мысли'.

Во второй половине сентября министр финансов Алексей Кудрин в интервью Первому каналу честно признал, что меры по поддержанию ликвидности на российском финансовом рынке, предпринятые возглавляемым им ведомством и Центробанком, могут добавить к итоговой инфляции за год один-два процента
(21 сентября). Кудрин предположил, что 'как минимум полгода, а может быть, год мировую экономику будет болтать, экономический рост будет падать. Мы будем испытывать сложности, но будем своевременно реагировать'. В этой фразе обращало на себя внимание, конечно, не очередное выражение готовности 'своевременно реагировать', а тревожный прогноз 'может быть, год'. Потом много говорили, что на фоне падения фондовых рынков благообразный оптимизм государственных каналов выглядел глупо и некрасиво: однако слова о серьезности кризиса все-таки были произнесены во всероссийском эфире, и это были слова главного ответственного за российскую экономику.

Пока подавляющая часть населения России поминала Алексея Кудрина недобрым словом (думается, во многом незаслуженно и весьма поверхностно), научный руководитель Высшей школы экономики Евгений Ясин заочно благодарил министра финансов за сохранение стабилизационных резервов. 'Его проклинают сейчас многие, а ведь, по сути дела, он создал условия, при которых мы можем выйти из очень непростой, тяжелой ситуации с минимальными потерями', - отметил эксперт в интервью газете 'Взгляд' (11 октября). Природа нынешних экономических неурядиц, по мнению экономиста, - в глобальных процессах: 'Мы стремились к тому, чтобы стать частью мировой, глобальной экономики. И стали, и пожинаем теперь ее плоды'.

Обывателей волновал в первую очередь вопрос о сбережениях и угрозе нового дефолта по образцу 1998 года. Отвечая на этот назревший вопрос, директор Банковского института ГУ-ВШЭ Василий Солодков призывал не путаться в терминах: 'Дефолт - это когда государство отказывается платить по своим обязательствам. Ничего подобного не наблюдается, да и не ожидается. У государства достаточно резервов для выполнения финансовых обязательств по ценным бумагам' (интервью Opec.ru, 19 сентября).

В то же время профессиональный экономист был далек от оптимизма: 'Правительство приняло правильные меры, но, как говорится, в России возможно все'. Кажется, такое ощущение было у большинства экспертов, руководствующихся в своих аналитических изысканиях не только теориями, но и здравым смыслом, а также недавним историческим опытом.

Интересные параллели в связи с экономическим кризисом возникли у журналиста Максима Соколова. Он вспомнил сказку 'Три поросенка', где 'описывается жизнь в условиях устойчивого развития, не омрачаемого кризисами, и единственная угроза - это Серый Волк' ('Три поросенка', 'Известия',
16 октября). Аллегория приводится не в порядке критики правительства, а в порядке критики его поверхностных критиков. Потому что, по мнению публициста, большинство экспертов пытаются оценить последствия кризиса и способы его преодоления исходя из известности его масштабов, все равно как в означенной сказке, где главная угроза понятна и осязаема - Серый Волк. Но американская экономика - не Серый Волк. 'Грусть нынешней ситуации в том, что поскольку исходные предпосылки кризиса - надувание столь колоссального пузыря в столь глобальной экономике - беспрецедентны, то и в полной мере описать масштаб и характер угрозы никому не дано'. А следовательно: 'Уверенное подведение итогов, делаемое по первым порывам бури, есть столь топорный образец агитации, что за агитаторов вчуже делается стыдно'. Внимание к себе привлекает выражение 'первый порыв бури', из чего становится ясно, что Максим Соколов не отличается оптимизмом во взгляде на нынешний экономический кризис.

Для экспертов, настроенных по отношению к власти критически, кризис стал очередным (вполне естественным) поводом бросить камень в сторону кремлевской стены и правительства. Другое дело, что и тут пределов фантазии не было, и смелость догадок ограничивалась только степенью литературной одаренности экспертов. Нет сомнений, что Станислав Белковский, при всем неоднозначном к нему отношении внутри и за пределами экспертного сообщества, литературным талантом одарен изрядно. Поэтому его объяснение кризиса буквально шокировало смелостью: 'Кому кризис - а кому отец родной' - в этой емкой и эмоциональной формулировке содержалась суть его понимания нынешней экономической турбулентности ('Кризис. Отец родной', АПН.ru, 19 сентября). Рассуждения Белковского не новы - и для него, и для политической мысли. Выводы еще банальнее: опять речь о необходимости отставки федерального правительства. Очередные самоповторы касательно 'утилизационной' функции путинского правления. Вновь - забавная, художественно-провокационная завязка повествования: 'Известно, что некоторые стимулирующие препараты - например, кокаин - расширяют сознание.

В эти моменты уполномоченные кремлевские политтехнологи придумывают очень дерзостные конструкции'. Статьи Белковского ценны не аналитикой, а новыми ерничаньями и подколами в адрес правящей элиты. Кроме того, регулярные опусы оппозиционера - это, думается, не столько собственная уникальная позиция, сколько отражение точки зрения определенной части самой элиты.

Эксперты тем временем спорили не только о кризисе, но и о должной степени его освещения. С одной стороны, граждане имеют право знать правду; с другой стороны, правда, оглашенная с телеэкранов, может усугубить кризис (равно как неправда может его создать из ничего); наконец, с третьей стороны, похвалиться знанием всей правды о кризисе (включая совокупность его причин, проявлений, последствий и эффективных методов их преодоления) не мог никто. Главный редактор газеты 'Московский комсомолец' Павел Гусев в эфире радио 'Эхо Москвы' (17 октября) размышлял на эту тему - и к четким выводам не пришел. Главный его рецепт можно было выразить призывом быть осторожнее.

В конце концов, экономический кризис, отягощенный массовым психозом, хуже во сто крат. Если в метро, дождавшись часа пик, крикнуть: 'Пожар!' - то в панике погибнут несколько человек.

Зато колумнист сайта РИА Новости Александр Архангельский (по совместительству - известный телеведущий) был одним из тех, кого спокойствие федеральных каналов в кризисные дни настораживало ('Рискованный шанс', 16 октября). Он иронизировал по этому поводу, предполагая: 'Боятся напугать людей, которые помчатся в банки снимать свои кровные денежки, панически скупят товары народного истребления, и хваленое благополучие подломится, как колосс на глиняных ногах'. Ключевым словосочетанием в этой фразе было, конечно, выражение 'колосс на глиняных ногах'; а что касается паники, то можно возразить, что круглосуточные прямые включения с бирж и фондовых рынков благополучия российской экономике вряд ли бы добавили. Экономическое возрождение России Александр Архангельский справедливо связывает с политическим, но видит его по-своему: для него главное - избавление от 'пацанского стиля в российской политике'. Вместо 'лояльных договоренностей', являющихся остовом нынешней политико-экономической структуры, нужны, по словам журналиста, подлинные гарантии. 'Рискованный шанс' - это вероятность того, что власть, выбираясь из экономического кризиса, обопрется не только на Стабилизационный фонд, но и на политические реформы. Впрочем, сам автор в эту вероятность не верит.

Вообще любопытно было бы провести лингвистическую экспертизу, выявляющую наиболее популярные в экспертной среде слова и словосочетания за тот или иной период. Кажется, что так можно было бы легче описать не только интеллектуальные поветрия эпох, но и их эмоциональный настрой, что немаловажно. Так вот, анализируя тексты сентября-октября, можно с определенной долей уверенности констатировать, что любимым словом политических обозревателей, экономистов и чиновников стало слово 'шанс'. Одни, употребляя его, подчеркивали эфемерность шанса, его ускользающую природу (как Александр Архангельский). Другие - чаще чиновники - рубили этим словом воздух, словно программируя слушателей и себя на предмет того, что 'все будет хорошо'. Но в целом это слово, в каком бы контексте его ни употребляли, все же несет оптимистический заряд. 'Шанс' - это не 'крах', не 'дефолт' и не 'бездна'. Вот и Сергей Глазьев, директор Института новой экономики Государственного университета управления, говорил о шансе: 'У нас есть отрасли, передовые по мировым стандартам, - атомная промышленность, ракетно-космический комплекс, авиационная промышленность, лазерные технологии'. Шанс, по мнению Глазьева, состоит в том, чтобы 'обеспечить дешевыми деньгами перспективные направления экономического роста' (интервью 'Радио России', 17 октября). Чтобы сделать это, необходимо посадить в Центробанк грамотных специалистов; между тем, по словам экономиста, до сих пор у главного банка страны нет даже математической имитационной модели денежного обращения, следовательно, Центробанк 'действует вслепую'.

Продвигаясь далее по тропе связывания нынешнего экономического кризиса с политическим (либо связывания преодоления этого кризиса с ликвидацией политических несовершенств), экспертное сообщество проделало большую работу. Евгений Гонтмахер в 'Независимой газете' главной угрозой российской экономики и России в целом обозначил 'срыв в изоляционизм' (1 октября). Название статьи звучало многозначительно, как свидетельство смены вех и начала нового времени: 'После стабильности'. В длинном ряду рассуждений промелькнула, в частности, мысль о том, что 'инфляция - одно из следствий того, что наша экономика не является конкурентной и вся построена на коррупции, которая есть не что иное, как налог на всех нас'. Не обладая обширным запасом экономических знаний, опираясь лишь на сравнительный аппарат, можно не согласиться с данным определением инфляции. Ведь если коррупция действительно одна из основных причин нашей инфляции, то логично было бы предположить, что в Соединенных Штатах уровень коррупции также растет из года в год, коль скоро инфляция наблюдается и там. Автор статьи предостерегает от скатывания к изоляционистскому, мобилизационному существованию, которое считает фактическим закрытием 'проекта Россия'. С неприятием он отзывается о знаменитом высказывании Александра III - о том, что у России лишь два союзника: армия и флот. 'Неужели и сейчас, в XXI веке, мы к этому дрейфуем?' - восклицает он.

Любопытно, что Евгений Гонтмахер допускает следующую оговорку: 'В 90-х годах и в начале 2000-х у нас был пусть варварский, но все-таки рынок'. Другой, несколько более известный эксперт и общественный деятель, пошел дальше и провозгласил смерть российского рынка. Это был Михаил Касьянов; на страницах 'Новой газеты' он развивал свою точку зрения: 'России труднее пережить кризис, потому что у нас недиверсифицированная экономика. Не работают ни рыночные механизмы, ни государственные институты, поэтому мы неадаптивны' ('Наш рынок умер', 15 октября). Экономическая ситуация, по его мнению, вернулась в 2003 год, только тогда 'вектор был позитивным' (конечно, ведь Михаил Касьянов был в ту пору премьер-министром), а сейчас 'все идет вниз'. Через полгода, по прогнозам политика, рядовые граждане на себе почувствуют изменение мировой экономической конъюнктуры.

Чтобы мы этого не почувствовали, государство должно срочно 'удалить тромбы' - таков был призыв другого оппозиционного политика, Владимира Милова, появившийся на страницах 'Ведомостей' ('Удалить тромбы', 15 октября). 'Что делать?' - спросил сам себя политик. И ответил: 'Немедленно предпринять меры по разблокированию движения средств господдержки в финансовой системе, обеспечить доступ к ним для всех участников рынка на понятных и справедливых условиях, быстро создать эффективную систему оценки и разделения рисков при выделении госпомощи'.

Андрей Рябов, рассуждая о последствиях кризиса, пришел к мысли об элитной аритмии России: двойственность, характерная для политической жизни страны, проявляется не только в историческом размежевании на 'западников' и сторонников 'особого пути', но и в восприятии исторического времени, его ритмов и фаз ('Страна в рваном ритме', Газета.ru, 15 октября). 'Складывается впечатление, что представители экономического блока правительства осознают масштаб проблем, с которыми уже пришлось столкнуться России и которые еще придется ощутить в ближайшей перспективе, - отметил политолог. - А вот на политическом уровне, похоже, по-прежнему доминирует прежнее, инерционное восприятие окружающей действительности'.

Глобальный экономический кризис - наряду с проблемами международной безопасности - стал одной из тем конференции по мировой политике, прошедшей в начале октября во французском городе Эвиане. Дмитрий Медведев выступил с программным докладом (8 октября) и объяснил кризис 'экономическим эгоизмом' ряда стран, где под 'рядом' подразумевались в первую очередь Соединенные Штаты Америки. Так экономический кризис стал политическим аргументом не только в руках российских оппозиционеров против правительства, но и самого правительства против 'мировой гегемонии' одной супердержавы. 'Еще в 90-е годы проявилась неэффективность однополярной экономической модели, - говорил президент. - Ее опорные позиции - и в МВФ, и в ВТО - тогда серьезно себя дискредитировали' (цитировано по сайту kremlin.ru). В целом глобальный кризис, постигший крупнейшие мировые экономики, органично дополнил систему кремлевской аргументации, иллюстрирующей ущербность однополярного мира, а также необходимость обновления системы международных отношений.

Сергей Караганов, комментируя выступление Медведева в Эвиане ('Мировой кризис: время созидать', 'Российская газета', 15 октября), пришел к сходным выводам: 'Речь идет не просто о глубоком финансовом и экономическом кризисе. Налицо комплексный кризис всей системы мирового управления, кризис идей, лежавших в основе мирового развития, кризис международных институтов'. И далее прогноз: 'Этот кризис расчистит то, что было искусственно сохранено или не реформировано после окончания холодной войны. На развалинах старой нужно будет создавать новую систему мирового управления'. Предложенный им прогноз - оптимистический по настрою, поэтому хочется в него верить. Но 'мировой гегемон', крах которого предвещают повсюду, пока стоит на ногах и наследство холодной войны стало для него, похоже, одним из принципов внешней политики. Об этом, в частности, писал Павел Салин в сентябрьском номере 'Политического класса': 'Первым последствием уже начавшегося всемирного противостояния (проходящего пока преимущественно в холодной форме, за исключением нескольких горячих точек вроде Ирака) станет форсированное сворачивание демократических прав и свобод, которые до сих пор являлись кульминацией мирового проекта Модерна, продолжающегося несколько сотен лет'. Западный мир, по словам политолога, пока не отказывается от демократических ценностей, поскольку ими удобно оперировать во внешнеполитических вопросах. Тем более Вашингтону удается поддерживать имидж хранителя эталона демократии. Так что пока американской элите выгодно наследство холодной войны, приступить к формированию миропорядка на новых принципах будет крайне трудно.

Об особенностях телевизионного программирования в связи с экономическими неурядицами писал Александр Гольц в 'Ежедневном журнале' ('Последний парад?', 14 октября). Он обратил внимание на то, что в информационных выпусках как будто нарочно показывают вначале репортажи с мировых кризисных полей, сдабривая факты рассуждениями о роли Америки в этом глобальном фондовом обрушении, а затем следуют репортажи о новых ракетных запусках и военных учениях. У наивного человека, отмечает эксперт, может даже сложиться представление, что 'Кремль будет отражать экономический кризис военными средствами'. Но, по его мнению, нельзя забывать, что Запад, покупая нашу нефть, косвенно финансирует наш оборонный комплекс. 'Так что нынешняя сладостная демонстрация военной мощи на фоне финансового кризиса вполне может оказаться последним парадом'. Между тем политолог Алексей Зудин иначе оценил актуализацию военно-политической тематики в медиасфере: 'Постоянно упоминая о необходимости модернизации армии, Медведев осваивает функцию Верховного главнокомандующего в контексте ухудшений отношений с США и необходимости реального повышения боеспособности Вооруженных сил' (комментарий сайту Политком.ru, 13 октября). Другими словами, президент входит в законную роль Верховного главнокомандующего - поэтому уделяет военно-модернизационной компоненте своей риторики важное место.

Политолог Владимир Карпец ('Вдох-выдох', Правая.ru, 23 сентября) тем временем, отталкиваясь от заметок в англо-американской прессе о демонстрации военной мощи России, сделал вывод: 'По самому большому счету, начинается процесс восстановления не Советского Союза, а Российской империи - со всеми вытекающими отсюда последствиями'. Это, по его мнению, означает восполнение западного направления политики (Украина, Восточная Европа, Германия) восточным направлением: 'Россия, Индия и Иран - основы необходимого нам 'восточноарийского полюса', одновременно дружественного Китаю и нейтрализующего его тягу к геополитическому расширению, в противном случае - неодолимому'.

Пока вершились судьбы национальных экономик и армий, российское политическое сообщество жило не только тревожно-финансовыми ощущениями, но и азартом партийной борьбы. С календарной точки зрения главным событием октября стали региональные парламентские выборы. Их результаты мало кого удивили; не возникло в связи с ними и особого ажиотажа. Однако выборы 12 октября стали первым шагом к подготовке федеральных парламентских выборов 2011 года. О том, что Кремль начал активно к ним готовиться, сообщал журнал 'Русский Newsweek' 13 октября ('Парт-арт'). В прошлой 'Хронике' мы отмечали, что Аграрной партии в России больше нет: в середине сентября большая часть аграриев вступила в 'Единую Россию'. Журналисты издания отмечают, что весной и летом этого года лидер 'Справедливой России' Сергей Миронов испрашивал у Кремля согласие на присоединение Аграрной партии, однако удача улыбнулась не ему, а единороссам. По мнению издания, это свидетельствует о неопределенности статуса эсэров: кураторы партии из президентской администрации сейчас озабочены другими вопросами. Один из них - новый 'правый' проект, создание которого держит на контроле будто бы сам президент. Таким образом, этой осенью вдали от телекамер идет, по сути, переформатирование партийного пространства России. В этом смысле фактическая ликвидация ветерана либерального движения в России, 'Союза правых сил', случившаяся в октябре, - лишь надводная часть айсберга.

Началось с того, что лидер партии Никита Белых заявил об отставке, обосновывая этот шаг тем, что Кремль намеревается посодействовать объединению праволиберальных партий, - и большинство соратников Белых поддерживают это намерение. 'Я выхожу потому, что не могу участвовать во властном проекте, который является единственно возможным с точки зрения ее (партии. - Д.Б.) сохранения, - говорил Никита Белых в интервью информационному агентству 'Росбалт' 29 сентября. - Поэтому я и покинул свой пост и партию'. Анатолий Чубайс, по его словам, поддержал проект новой объединенной партии.

Политическая элита восприняла известие о кончине СПС предсказуемо неодинаково: последовательные и безапелляционные критики власти заявили об очередной большой потере либерального движения. Сторонники власти, напротив, говорили о большом приобретении для правого поля системной политики. Журнал 'Профиль' констатировал: 'Объединение либералов, о котором так долго говорили и для которого сами либералы так ничего и не сделали, все-таки началось. Новая правая партия, которая вот-вот сформируется на развалинах СПС, будет более лояльной и потому в глазах правого электората более перспективной' (Владимир Рудаков, 'В поисках вразумительных правых...', 6 октября). Приветствовали появление новой партии и депутат Госдумы Владимир Плигин, и член Общественной палаты Валерий Фадеев. В интервью 'Коммерсанту' (3 октября) они назвали грядущее появление новой партии 'довольно интересным явлением', но честно признали, что о реальной конкуренции с 'Единой Россией' в данном случае говорить сложно.

Несмотря на неприятие многими убежденными либералами нового проекта, журнал 'Итоги' 6 октября, ссылаясь на неизвестные источники, писал, что 'идейных жертв Кремль от либералов и не требует' ('Правые и виноватые'). 'Страна вступила в период экономической нестабильности, - пояснял автор статьи, - по вполне объективным причинам курс развития России требует корректировки в сторону большей либерализации.

В политической сфере этот процесс может идти медленнее, чем в экономике, но он неизбежен'. Здесь, возможно, журналисты впали в соблазн выдать желаемое за действительное. Сложно представить, что Кремль, задумавший новую партию, откажет себе в удовольствии подкорректировать ее курс: так что если не жертв, то компромиссов новым либералам не избежать.

Пока более мягкие правые договаривались о юридических формах объединения, более жесткие правые договаривались о создании собственного фронта. Михаил Касьянов, лидер 'Народно-демократического союза', принял предложение поучаствовать в форуме оппозиционных демократов, назначенном на 13 декабря (Радио 'Свобода', 9 октября). Однако Касьянов обусловил свое участие в новом переговорном процессе отсутствием на конференции представителей СПС, которые, по его мнению, переметнулись в кремлевский проект.

Еще одной партийной новостью стало известие о том, что уволенный с государственной службы Олег Митволь в скором времени может вступить в партию 'Яблоко' и занять в ее структуре важную позицию. Сам он такого поворота карьеры не исключал; журналисты тем временем сделали вывод: 'Более чем активное присутствие Митволя в медиапространстве, скорее всего, если и будет кое-кого раздражать, то уже не так сильно, как раньше. Все-таки политика - дело публичное по определению' ('Экологически чистое 'Яблоко', Лента.ru, 19 октября).

Осенняя политическая мысль не обошлась и без традиционного вопроса о властном дуэте. На сей раз эта тема наложилась на российско-грузинское противостояние и сопряженные с этим раздумья о новом курсе России, а также о противниках этого нового курса. В газете 'Завтра' 17 сентября вышла статья политологов Дмитрия Андреева и Вадима Прозорова под названием 'Коалиция реверса'. Вопрос, вынесенный авторами в подзаголовок, звучал так: 'Кто и как может сломать 'нового Путина' и 'нового Медведева'. Смысл статьи сводился к тому, что кавказская пятидневная война была осуществлена Путиным и Медведевым не только как непосредственно внешнеполитическая акция, но в то же время преследовала внутриполитические задачи, из которых главная - удар по 'старой', 'офшорно мотивированной элите'. Теперь логично ожидать ответных действий обиженных групп, которые авторы статьи именуют 'коалицией реверса'. В нее они записывают и коррумпированное чиновничество, и олигархат с его империями, и мелкий посреднический бизнес, и интеллигенцию, и активную молодежь, и так называемый офисный планктон, и даже часть силовиков. Короче, складывается впечатление, что практически все обеспеченные слои населения и почти вся элита в эту коалицию входят. Оригинальным ходом авторов, который нельзя не отметить, является причисление к силам, способным содействовать 'реверсу', партии 'Единая Россия'. Несмотря на руководителей в лице высших чиновников страны, которых авторы статьи противопоставляют силам 'реверса', элитное ядро организации 'заточено' под защиту собственных корпоративных интересов. В чрезвычайных обстоятельствах эти люди между своими корыстными финансовыми интересами и лояльностью Медведеву и Путину выберут первое. Вывод политологи формулируют так: 'На сегодняшний день у власти имеется только лишь одна возможность избежать развития ситуации по сценарию КР (коалиции реверса. - Д.Б.): не теряя инициативы и не сбавляя темпов, продолжать начатое 26 августа собственное радикальное перерождение'.

Критикой современных российских элит, только уже с других позиций, занимался и политолог Андрей Пионтковский ('Либеральный кукиш', Грани.ru, 16 октября). На сей раз он направил публицистическое острие своей элоквенции против сервильной элиты - той части чиновничьего аппарата, которая все понимает, но предпочитает держать свое понимание при себе. С ностальгической грустью политолог вспомнил 2005 год, когда общая масса антипутинских настроений была близка к критической. Тогда, припоминал Андрей Пионтковский, многие представители режима засветились на нелояльных власти репликах, и политолог с чувством скромного достоинства признал, что 'мог бы сейчас разрушить с десяток карьер людей очень 'прокремлевских', если бы процитировал, что они тогда говорили о высшей власти'. Но, видимо, высокоморальные соображения помешали ему это сделать. И вместо этого он продолжил размышления о механизмах удержания 'понимающей' элиты в системном поле. Помимо точечных репрессий, применяемых к ней, существуют еще три 'психологемы', внедряемые в ее сознание. Первая психологема - мысль об униженной, взятой в кольцо врагов, встающей с колен России. Вторую психологему политолог называет комплексом 'Гершензона-Радзиховского': мол, открытые выборы привели бы к власти еще более страшных людей, так что пусть все будет как есть. Наконец, третья психологема - это установка 'мы никогда не жили так хорошо'. Здесь автору статьи тоже видятся умолчания и скрытые подвохи.

С Пионтковским наверняка не согласилась бы Наталия Нарочницкая, с недавних пор возглавляющая парижское отделение Института демократии. Поводом к интервью, опубликованному в 'Комсомольской правде' (15 октября), послужила презентация ее новой книги о Великой Отечественной войне - 'За что и с кем мы воевали'. Нарочницкая высказала прямо противоположные мысли о национальном самосознании россиян: 'Если человеку постоянно внушать, что его родители - негодяи, а сам он неудачник и ничтожество, то человек и руки на себя наложить может. А у такого народа происходит распад национально-государственной воли к продолжению себя в мировой истории'.

В октябре исполнилось два года с момента убийства журналистки Анны Политковской. В интервью журналу 'Коммерсантъ ВЛАСТЬ'
(13 октября) ее сын Илья рассказывал о ходе следствия. Несмотря на признание большой работы, проделанной следователями, он обратил внимание на ряд странных фактов. Во-первых, расследованию помешали периодические утечки в прессу: 'Это даже не утечки, это некие сообщения кому-то, посылаемые через СМИ. Именно по этой причине было произведено много дополнительных арестов'. Во-вторых, многие факты не были разъяснены: например, установлено, что за журналисткой велась двойная слежка: не только предполагаемыми убийцами, но и представителями правоохранительных органов.

Ярким скандалом минувшего месяца стал уход из Российского государственного социального университета профессора Бориса Соколова, историка и политолога. В августе газета 'Газета' ('Проиграл ли Саакашвили', 19 августа) опубликовала его статью, в которой он подверг официальную версию пятидневной войны сомнению. Новых аргументов в защиту своего сомнения историк не привел, но зато уже имеющиеся систематизировал и достаточно стройно изложил. По версии самого Бориса Соколова, которую он изложил в комментарии журналу The New Times, с конца лета на него стали давить в университете: 'Мне сказали, что моего увольнения требует администрация президента. Наше вузовское руководство при желании всегда сможет меня выжить'. В итоге Соколов написал заявление об уходе. Либеральные аналитики, привлеченные журналом для комментирования этого происшествия, дружно осудили инцидент с историком. Евгений Ясин, например, охарактеризовал ситуацию как 'первый случай прямых репрессий за выступление в печати'.

Другим заметным событием в контексте противостояния власти и оппозиции явилось очередное интервью опального олигарха Михаила Ходорковского, опубликованное в октябрьском номере журнала 'Эсквайр'. Раньше его 'письма на волю', интервью и комментарии были интересны сами по себе; теперь они интересны в связи с тем, кто берет интервью. Последнее громкое интервью взяли у него журналисты английского издания Financial Times; на сей раз в роли интервьюера выступил писатель Борис Акунин. Он писатель, а потому ему прощаются 'нежурналистские' вопросы, в которых ответа больше, чем вопроса: например, почему судьи, участвовавшие в процессе над Ходорковским, не думают, что собственные дети будут их стыдиться. 'Что это за люди такие специальные, как они устроены?' - удивляется Борис Акунин. А Михаил Ходорковский великодушно объясняет, что этих судей надо пожалеть, ведь они на компроматном крючке, стало быть, больше страдают сами, нежели мучают его.

Очень интересная статья появилась в октябрьском номере журнала 'Русский пионер'. Это была рецензия президента Альфа-банка Петра Авена на новую книгу модного писателя Захара Прилепина, известного своими радикальными политическими взглядами, в прошлом активиста 'нацболов'. 'Сочинение по мотивам романа' вышло даже не рецензией, а критическим разбором оппозиционного движения в России. Главную мысль прилепинского романа Авен понимает как 'свинцовую мерзость' современности, которая не дает молодым людям полноценно реализовать себя на мирном поприще. Отсюда стремление радикально преобразить действительность. 'С тем, что мир наш сегодняшний не вполне совершенен, я спорить не собираюсь, - парирует Авен. - Но вот эти умозаключения о невозможности нормального в нем существования и революции - тут уже моя рука тянется к пистолету'. Он приводит известное высказывание Александра Блока, который объяснял порядок на своем рабочем столе боязнью идущего из 'большого' мира хаоса. Другими словами, 'противопоставить мерзости и хаосу внешнего мира можно только порядок и чистоту мира своего'. Популярность взглядов, сформулированных писателем, Петр Авен объясняет психологически: 'Ощущение собственной недооцененности так бы и оставалось проблемой отдельных людей, если бы, подобно инфекции, не передавалось от одного к другому. И не становилось частью национального характера'. Основная причина, толкающая юных революционеров в большую политику и в собственно революцию, по мнению бизнесмена, - это неуверенность в себе и как следствие - лень.

Завершая октябрьскую 'Хронику политической мысли', стоит отметить, что главной темой, обсуждаемой российскими СМИ, стал экономический кризис, поразивший фондовые рынки и - в гораздо большей степени - экспертные умы. Политический Рунет был буквально заполнен (и переполнен) кризисными раздумьями - от высокопарно-идеологических трактовок до сугубо практических мыслей: куда вкладывать и прятать деньги. Принимая во внимание неутешительные прогнозы Министерства финансов, легко предположить, что и следующая 'Хроника' не избежит экономического уклона.